Тонкое одеяло в красно-черную клетку шахматкой в ногах. Под задницей грелка с горячей водой: сестричка Катя отвратно делает уколы, но добрая, за это ей и прощается. На тумбочке, под банкой, под выпуклостью дна томится таракан.
- Что, Ксавелий, тошно? То-то же, не наглей! Из-за тебя мне пришлось выбросить два бутерброда и кусочек сахара. Посиди уж еще.
За окном завывает ветер.
Отвратительно, пронзительно молчит мобильник. Мой мотается где-то по Москве, до Солнечногорска не доедет, и просить не буду. Конечно, хотелось чуда… Но чудес не бывает. Ма-асквич не поедет в Солнечногорск в районную больницу. Это два часа пути на общественном транспорте. Not realy.
Ксавелий беспокойно наматывает круги под банкой.
- Перестань топать, Ксавелий! Соседок разбудишь.
Три пожилые соседки – одна глухая, другая с гайморитом, третья с гайморитом и глухая – если не спят, трещат как сороки. Сил нет. Вот, Ксавелий, тот тихий.
С утра привезли еще одну девочку с вырезанными гландами. Ни пить, ни есть, ни говорить сутки нельзя категорически. Я ей сочувствую, сама трое суток не могла ни того, ни другого, ни третьего. Молодые сестрички заглядывают к ней каждые полчаса – не надо ли чего, отошел ли наркоз, накрыть дополнительным одеялом, может – анальгинчику, доктор разрешил, если попросишь. Мне тепло от такого проявления заботы, хоть и к другому человеку – я не чувствую себя беспомощной и жалость не рвет сердце на куски. Сестрички знают что делать. Надежно.
- Ксавелий, вот видишь – зря нас пугали, что в районной больнице плохо. Все хорошо. Ты только не высовывайся... хотя, что это я, куда ж ты денешься?
К обеду к девченке пришла мать с сестричкой, но не успела и рядом присесть, как в палату ворвалась сестра постарше. За склонность к зеленому цвету в форме и особенности профиля я прозвала её крокодилихой.
- Зачем вы пришли? – вопила она резким голосом – Ей утром операцию сделали, а вы тут ходите, режим нарушаете, да еще и ребенка притащили! Что вам тут?
- Это моя дочь! – ответила женщина.
- Это её дочь, - подтвердили мы вчетвером, хотя впервые её видели.
- Вы ей все равно ничем помочь не можете! Ни пить, ни есть... её даже вставать нельзя сутки!
- Вы запрещаете матери навестить своего больного ребенка? – вопросила я. Вопросила, потому что только-только начала говорить, после вскрытия абцеса в горле, и слушать меня было не менее противно, чем саму крокодилиху. – Мы всей палатой напишем жалобу заведующему отделением!
- Да!!! – азартно подтвердили старушки.
- Делайте что хотите – прошипела та и выплыла из палаты.
Естественно мать оказалась незаменимой. Потом, она поглаживала дочь по руке и стирала стекающие по её щекам слезы. Картина была идиллической.
- М-мда! Ксавелий, не все так безоблачно, как казалось. Но ничего, и у крокодилих заканчивается смена.
Вечером пришли мои родители и принесли всякой снеди.
- Банку не трогайте, там таракан.
- Какой ужас! – возмутилась мать, - Почему ты его сразу не убила?
- Хотела, но он попал так под банку, что я боюсь его упустить. Вот и живем. Скучно ведь.
Отец глянул на пленника сквозь стекло и довольно хмыкнул:
- Он, Ксавелий!
- Откуда знаешь, что Ксавелий?
- Да в книге какой-то вычитал, название забыл, а таракана помню.
- Вот и я так же.
Еще сутки Ксавелий скрашивал мое одиночество. А к вечеру, после приборки, отцу была послана SMS:
- Ксавелий, умер.
В ответ пришло – «Скорбим».
- Что, Ксавелий, тошно? То-то же, не наглей! Из-за тебя мне пришлось выбросить два бутерброда и кусочек сахара. Посиди уж еще.
За окном завывает ветер.
Отвратительно, пронзительно молчит мобильник. Мой мотается где-то по Москве, до Солнечногорска не доедет, и просить не буду. Конечно, хотелось чуда… Но чудес не бывает. Ма-асквич не поедет в Солнечногорск в районную больницу. Это два часа пути на общественном транспорте. Not realy.
Ксавелий беспокойно наматывает круги под банкой.
- Перестань топать, Ксавелий! Соседок разбудишь.
Три пожилые соседки – одна глухая, другая с гайморитом, третья с гайморитом и глухая – если не спят, трещат как сороки. Сил нет. Вот, Ксавелий, тот тихий.
С утра привезли еще одну девочку с вырезанными гландами. Ни пить, ни есть, ни говорить сутки нельзя категорически. Я ей сочувствую, сама трое суток не могла ни того, ни другого, ни третьего. Молодые сестрички заглядывают к ней каждые полчаса – не надо ли чего, отошел ли наркоз, накрыть дополнительным одеялом, может – анальгинчику, доктор разрешил, если попросишь. Мне тепло от такого проявления заботы, хоть и к другому человеку – я не чувствую себя беспомощной и жалость не рвет сердце на куски. Сестрички знают что делать. Надежно.
- Ксавелий, вот видишь – зря нас пугали, что в районной больнице плохо. Все хорошо. Ты только не высовывайся... хотя, что это я, куда ж ты денешься?
К обеду к девченке пришла мать с сестричкой, но не успела и рядом присесть, как в палату ворвалась сестра постарше. За склонность к зеленому цвету в форме и особенности профиля я прозвала её крокодилихой.
- Зачем вы пришли? – вопила она резким голосом – Ей утром операцию сделали, а вы тут ходите, режим нарушаете, да еще и ребенка притащили! Что вам тут?
- Это моя дочь! – ответила женщина.
- Это её дочь, - подтвердили мы вчетвером, хотя впервые её видели.
- Вы ей все равно ничем помочь не можете! Ни пить, ни есть... её даже вставать нельзя сутки!
- Вы запрещаете матери навестить своего больного ребенка? – вопросила я. Вопросила, потому что только-только начала говорить, после вскрытия абцеса в горле, и слушать меня было не менее противно, чем саму крокодилиху. – Мы всей палатой напишем жалобу заведующему отделением!
- Да!!! – азартно подтвердили старушки.
- Делайте что хотите – прошипела та и выплыла из палаты.
Естественно мать оказалась незаменимой. Потом, она поглаживала дочь по руке и стирала стекающие по её щекам слезы. Картина была идиллической.
- М-мда! Ксавелий, не все так безоблачно, как казалось. Но ничего, и у крокодилих заканчивается смена.
Вечером пришли мои родители и принесли всякой снеди.
- Банку не трогайте, там таракан.
- Какой ужас! – возмутилась мать, - Почему ты его сразу не убила?
- Хотела, но он попал так под банку, что я боюсь его упустить. Вот и живем. Скучно ведь.
Отец глянул на пленника сквозь стекло и довольно хмыкнул:
- Он, Ксавелий!
- Откуда знаешь, что Ксавелий?
- Да в книге какой-то вычитал, название забыл, а таракана помню.
- Вот и я так же.
Еще сутки Ксавелий скрашивал мое одиночество. А к вечеру, после приборки, отцу была послана SMS:
- Ксавелий, умер.
В ответ пришло – «Скорбим».